Я отпустила Леннера, предоставляя ему возможность поговорить с сестрой, а сама привалилась к стене, чтобы не упасть. Вот в чем я точно разобралась — несмотря на свой дурной характер, Амалия боится остаться одна и в глубине души осознает, что никакая Община некромантов ее обратно к себе не примет, что единственный близкий человек, которому она действительно небезразлична, который готов о ней заботиться, не прося ничего взамен, ну если только капельку любви — это Ларк.

И я ее так чертовски понимала!

Я со стоном прижалась лбом к стеклянной дверце душевой кабины, распутывая волосы, смывая с них кровь, пыль, чужой запах. Под ногами образовалась кровавая лужица, которая тут же уменьшилась и испарилась, стоило только мне на нее взглянуть. Я мотнула головой. Никогда раньше не задумывалась над тем, как легко живется верховным магам. Даже эта душевая кабина… Никаких ведь кнопок нет, никакого механического управления, одной магии достаточно. Всего-то нужно визуализировать воду, можно обычную, можно сразу мыльную, и шампунь, и пену. В магазин ходить не надо. А зачем? Ведь все можно визуализировать. Теперь я догадываюсь откуда у верховных столько денег. На что они их тратят? На то, что визуализировать нельзя, что не поддается магии и магическому созданию. Ту же крепость Обители основатели в основном не строили, а визуализировали, воздвигая ее из сплетений собственной магии и энергии верховных резервов. А теперь и у меня такой резерв… конечно, для того чтобы его использовать, придется полностью переучиваться, изучить практику и освоить огненную энергию. На это уйдет ни один день и ни один год.

Посматривая на свое тело в отражении стекла, я никак не могла смириться, что огненные импульсы, свидетельствующие об эмоциональной нестабильности, принадлежат мне, а никому-то другому. Это так странно. Как и само ощущение неродной магии в организме. Зачем Стенли это сделал? Зачем передал мне часть своей магии? Представителей конгресса этот вопрос озаботил не меньше. Впрочем, Стенли был безумцем. Тысячелетним, очень скрытным, двуличным и расчетливым — безумцем. Понимая, что он умирает, что от смерти его отделяют считанные секунды, бывший капитан дневной стражи мог вкачать в мой несчастный опустошенный резерв что угодно, ради мести или отчаянья, или чтобы прихватить меня с собой на тот свет. Но нет. Им двигало нечто другое. Желание сохранить магию старорожденного в любом сосуде, пусть даже в моем теле? Или надежда, что я когда-нибудь последую его примеру и примкну к потрошителям?

Доследственная экспертиза установила, что магия в моем резерве самая обычная, которая течет в жилах всех верховных конфедерации, и с магией потрошителей ее мало, что связывает, разве что некоторые сплетения неизученных доселе энергий. Это обнадеживает. Значит, в чудовище я не превращусь и когти у меня завтра не отрастут. Конгресс может смело отмести теорию о переселении души Стенли в мое тело.

Почувствовав спиной сквозняк, я обернулась.

Леннер поставил на край раковины включенную рацию, с которой он ни на секунду не расставался. На патрульном канале то и дело требовали его присутствия.

— Все хорошо? — на всякий случай уточнила я, заметив мрачные тени, блуждающие по суровому лицу капитана.

Леннер задумчиво провел ладонью по своей щетине, явно над чем-то размышляя, затем забрался в душевую кабину, оттесняя меня к стене и перестраивая воду.

— Ларк? — я заглянула в его глаза, ощущая приступ беспокойства. — Что-то случилось? Почему ты молчишь?

Что могло произойти за то время, пока он переговаривался с представителями конгресса по рации, а я отмывалась от чужой крови в душевой?

Леннер покачал головой и вернул своему лицу бесстрастное выражение, больше похожее на умело выстроенную годами служебную маску бетонного спокойствия. Чувственная улыбка коснулось его губ, а из глаз пропала тревога.

— Не бойся, — капитан уверенно обхватил меня ладонью за шею и, глядя в глаза, притянул к себе. Я ойкнула, когда мощные руки сначала прижали меня к горячему телу, а потом подхватили под ягодицы и подняли в воздух. — С учетом последних обстоятельств, — тихо произнес Леннер, не пытаясь меня напугать раньше времени, — конгресс был вынужден вернуть заключенных, двух выживших из тридцати, в исправительный центр.

— Их отпустят?

— Да, управление запросило досрочного освобождения для мистера Мойлера Райда и мисс Луизы Бейк. Контрабандист и мошенница. Их освободят независимо от тяжести наказания. Так же все гражданские, пострадавшие от рук потрошителей, получат солидную компенсацию, медицинскую и при необходимости психологическую помощь.

Я улыбнулась. Рада за Мойлера. Он молодец.

— Но они не пожизненно заключенные в стенах Обители, — начиная догадываться, почему Ларк тянет, я тяжело вздохнула. Губы дрогнули, но волноваться было рано. — Что будет со мной? Конгресс что-нибудь сказал?

— Ничего, что могло бы тебя обрадовать. Прости. — Ларк покачал головой. — Пересмотр дела об убийстве мистера Харриса назначен на утро. Целая ночь впереди.

Я думала, что выдержу любой ответ, но от этой новости перед глазами все поплыло — то ли от слез, то ли вода попала.

— Уже завтра? Утром? — я уткнулась носом в его плечо и застонала в полный голос. Как это? Я еще не готова вернуться в Обитель, не готова снова терпеть издевательства стражей, не готова каждый день бороться за свою жизнь, вырывая ее из цепких лап смерти. Не готова! — И… что мне делать?

— Ничего. Я все сделаю сам.

Леннер запустил руку в мои волосы, потянул, заставляя выгнуться, откинуться назад и оказаться в плену его поцелуев, медленно переходящих от шеи к груди, к губам. Некромант ничего не пояснял, лишь крепко обнимал меня, даруя непревзойденное чувство защиты. Он был таким огромным, таким сильным по сравнению с остальными стражами, не говоря уже об обычных мужчинах. Я чувствовала его мышцы, которые при любом, даже малейшем движении перекатывались под кожей.

— У меня есть один план, — не отрываясь от моих губ, прошептал он, сжимая ладонями ягодицы, приподнимая меня, позволяя ощутить напряженный, медленно входящий в мое лоно член, — но ты о нем узнаешь только завтра, потому что сейчас я хочу заняться тобой… Тэс! — хрипло выдохнул капитан сквозь зубы, вдавливая меня в стеклянную дверцу душевой кабины, при этом не выпуская из своих рук. — Я так переживал за тебя, милая, боялся потерять.

— Ты меня не потерял.

Я уверенно обхватила ногами его талию, испытывая жизненную необходимость чувствовать его в себе, стать ближе и отвлечься на время. Мои крики с каждым новым толчком, резким, почти безжалостным, становились громче, объятия Леннера крепче, а столкновения наших бедер не прекращались, доводя до судорожного исступления не только меня, но и мужчину, который с безумной страстью отвечал на мои порывистые поцелуи, проникал языком в рот, насаживал на свой член, впитывая в себя мои стоны. Я прижалась спиной к мокрому стеклу кабины, когда накатила судорога и тело пронзил мучительно-сладкий спазм. Приятное тепло растеклось по всем мышцам. Некромант замер, кончил следом, наполняя меня изнутри, прикусывая кожу на шее, вдыхая мой запах.

Ни от кого я еще не слышала столько нежных слов, пропитанных любовью, как от Леннера, когда он перенес меня на кровать и устроился рядом. Не вдаваясь в подробности, которые я пыталась у него расспросить, капитан обрисовал сумасшедшие планы относительно завтрашнего дня, не забывая при этом шептать на ухо, что все будет хорошо, что он никогда не позволит мне остаться одной и не бросит в Обители.

Засыпая в теплых объятиях, я впервые не боялась за свою жизнь. Мужчина. Мой мужчина. Он уже все решил. И у меня нет оснований ему не доверять.

ГЛАВА 31

— Слушается дело гражданского мага — Тэсии Рейтли, заключенной Обители один дробь триста пятнадцать, — верховный судья, строгий на вид мужчина в черной мантии с эмблемами конгресса, взмахнул рукой, создавая посреди зала мое подробное досье, повисшее в воздухе. Я удивленно посмотрела на характеристики основателей Обители в самом конце. Все четыре стража отзывались обо мне крайне положительно, то же самое можно сказать про характеристики Парка и Лесли. — Итак, — судья занял место во главе длинного стола, по обе стороны от него сидели представители конгресса и до боли знакомые мне члены комиссии, — прошу вас, мистер Бронкс, пусть сторона обвинения выскажется первой.